– Счастлив доложить, – сказал офицер Левински офицеру Гуэрре, указывая на дракона, разлегшегося на перекрестке Телеграфной и Пятьдесят первой, – что этот – целиком твой. Моя смена кончилась ровно семь минут назад, пока я ждал, чтобы ты притащил сюда свою задницу. Пока, приятного дня!
Гуэрра присмотрелся, и его смуглое лицо явственно побледнело. Уличное движение со всех четырех сторон перекрестка было наглухо заблокировано. Рев автомобильных гудков, возмущенные вопли водителей (правда, Гуэрра сразу отметил про себя, что из машин они не очень-то вылезали), и это не считая бригады дорожных ремонтников, которых дракон смахнул легким движением хвоста. Заградительные барьеры, предупредительные знаки, отбойные молотки и пятеро здоровых мужиков – все полетело в разные стороны, и к вселенскому гаму добавились отборные матюги. Дракон вел себя так, будто всеобщий переполох его никоим образом не касался. Лежал себе, опустив голову на передние лапы, вооруженные внушительными когтями. Тем не менее он явно следил за двумя полисменами изпод полуопущенных век. И то и дело отрыгивал легкие язычки пламени.
Короче, выглядело все это не очень вдохновляюще.
– И давно он тут?.. – обреченно осведомился Гуэрра.
Левински снова посмотрел на часы.
– Тридцать одну минуту. Шлепнулся, паршивец, прямо с небес. Чудо, блин, что ничью машину не прихлопнул при этом и ни одного пешехода не раздавил! И с тех пор с места не двигается.
– Ну и что ты? Права ему зачитал? – спросил Гуэрра, гадая про себя, чем следовало руководствоваться полисмену в такой вот ситуации с драконом на перекрестке.
Левински посмотрел на него так, словно Гуэрра предложил ему поиграть в чехарду у открытого люка.
– Ты точно спятил, – сказал он. – Я всегда знал, что ты псих. Нет, я прав ему не зачитывал. И ты не станешь, если мозгов у тебя хотя бы чуть больше, чем у клопа! Просто избавься от него… а я, короче, пошел. Наслаждайся, Гуэрра!
+++Патрульная машина Левински была припаркована на дальней стороне перекрестка. Он опасливо обошел хвост дракона, забрался в автомобиль, включил сирену – для эмоциональной разрядки, как понял Гуэрра, – и был таков. Гуэрра остался в одиночестве почесывать затылок, который уже ломило от невыносимого шума. Предстояло разбираться с растущей уличной пробкой и сказочным чудовищем. Красные глаза этого последнего, испещренные бледно-желтыми прожилками, какие бывают у глубоких стариков, почти сонно наблюдали за полицейским. В них не было и намека на интерес к чему-либо, что Гуэрра мог сделать. И тем не менее глаза наблюдали.
Истошный рев клаксонов травмировал обычно невозмутимую психику Гуэрры, в общем, сильней, чем факт существования драконов. Он подошел к чудищу и с почтительного расстояния обратился к нему:
– Сэр, вы нам все движение перекрыли! Вынужден просить вас передвинуться. В случае неповиновения вас может ждать официальный вызов в суд!
Дракон никак не отреагировал, и Гуэрра повторил свое обращение по-испански. Потом набрал полную грудь воздуха и выдал то же самое по-русски, благо минувшей зимой прошел специальный курс, приноравливаясь к новой волне иммигрантов.
Стоило ему начать, как дракон перебил его, коротко икнув маслянистым пламенем, пахнущим серой. Голос у него был скрипучий, какой-то ржавый, а акцент – слабый, но такой, какого Гуэрра никогда еще не слыхал.
– Не начинай, – сказал дракон.
Рука Гуэрры чуть коснулась рукояти пистолета. Он гордился тем, что за восемь лет службы в полиции Окленда ни разу из него не стрелял, будучи при исполнении. Только на стрельбище и во время ежегодных переаттестаций в округе Дэвисстрит.
– Сэр, – сказал он. – Я по отношению к вам ничего начинать и не собираюсь. Мне, знаете, поверить в ваше существование и то уже нелегко! Мне просто хотелось бы убедить вас покинуть этот перекресток, пока кто-нибудь не пострадал. Посмотрите, сколько народу столпилось, как автомобили сигналят! – У него в самом деле голова уже раскалывалась от шума. – Не могли бы вы, скажем, перейти вот сюда, за поребрик? Тут нам и разговаривать было бы удобней, и вообще для всех будет проще, вам так не кажется?
Дракон повернул голову и наградил его долгим задумчивым взглядом.
– Не знаю, – проговорил он. – Мне это место нравится не больше и не меньше, чем любое другое место этого мира, – то есть не слишком. С какой стати я должен тебе что-либо облегчать? До сих пор никто особо не заботился, чтобы чтото облегчить для меня.
Заветной мечтой Гуэрры как работника силовых структур было стать переговорщиком по освобождению заложников. Он изучал все соответствующие техники и на службе, и в свободное время. Как в теории, так и на практике. На специальных лекциях – и непосредственно во время спецопераций. Ну и конечно, читая все, что только можно было найти по интересовавшей его теме. Так вот: и преподаватели, и авторы книг уделяли немало внимания склонности лиц, берущих заложников, испытывать большую жалость к себе, любимым. И Гуэрра терпеливо проговорил, обращаясь к дракону:
– Так ведь именно это я и хочу сделать! Давайте, кстати, познакомимся для начала. Я – офицер Гуэрра, Майкл Гуэрра, но люди прозвали меня МайкО, не знаю уж почему. А вас как зовут?
«Всегда надо начать звать друг друга по имени, – внушали наставники, – и чем раньше, тем лучше. Этим подчеркивается ваша общность как человеческих существ. Результат бывает изумительным».
Ага, вот бы заставить когонибудь из авторов пособий вести переговоры с огнедышащим хищником, явившимся прямым ходом из мифологии.
– Ты не смог бы произнести мое имя, – ответил дракон. – Даже попытка его выговорить изувечила бы тебя.
Тем не менее дракон поднялся на лапы, причем Гуэрре показалось, что для этого ему понадобилось немалое и даже мучительное усилие. Внутренне трепеща, полицейский повел сказочного монстра подальше от перекрестка, в боковую улицу, где стоял его синебелый патрульный автомобиль. Движение немедленно возобновилось, и, хотя иные по-прежнему давили на гудки и ругались, многие высовывались из машин и аплодировали Гуэрре.
– Наручники на него надень! – жизнерадостно крикнул какойто водитель.
– Оштрафуй за неправильную парковку! – посоветовал другой.
Дракон же наполовину шел, наполовину полз рядом с Гуэррой – послушно, как собака на поводке. И только красные, как у злой птицы, глаза время от времени косились в сторону полицейского, и тогда Гуэрра вздрагивал от чего-то, подозрительно напоминавшего наследную память.
«Эти ребята на нас когда-то охотились, как на кроликов. Охотились, я точно знаю».
Висевший на поясе телефон издал раздраженный звук и завибрировал, стукаясь в пряжку ремня. Гуэрра кивнул дракону и сказал извиняющимся тоном:
– Мой босс звонит, лучше снять трубку.
И точно, из динамика требовательно загнусавил голос лейтенанта Канкеля.
– Гуэрра, ты? Слушай, что за чертовщина у тебя там в вашей маленькой Эфиопии происходит?..
Лейтенант на полном серьезе ждал, что эритрейские повстанцы где-то в течение недели устроят в Окленде выступления со стрельбой.
– Просто здесь была ужасная пробка, лейтенант, – ответил Гуэрра, следя, чтобы голос звучал по возможности беззаботно, и одновременно присматривая за драконом, который презрительно обнюхивал его патрульный автомобиль. – Теперь все под контролем. Больше никаких проблем.
– Ну ладно, – отозвался лейтенант. – А то нас тут забомбили звонками: не то какой-то психованный дракон, не то НЛО, не то вообще неизвестно что. Можешь чтонибудь сказать по поводу всего этого дерьма?
– Ну… – начал Гуэрра. – Вообще-то нет, лейтенант, наверное, просто время такое, час пик, ну вы знаете. Пробки, народ психует, вот коекому и начинает мерещиться. Массовая истерия, общие галлюцинации, об этом в книжках написано.
Что касается общих галлюцинаций, мнение лейтенанта Канкеля по этому поводу сперва расслышать не удалось. Потом удалось, но довольно невнятно. Когда же речь лейтенанта обрела стопроцентную ясность, на Гуэрру обрушились столь несравненные по диапазону и выразительности языковые богатства, что он прижал телефон ухом к плечу, выхватил из кармана блокнот – и все равно не поспел записать даже доли отборнейших слов и речевых оборотов.
Гуэрра, надо отдать ему должное, считал необходимым совершенствоваться во множестве областей. Однако все имеет пределы.
Иссякнув наконец, лейтенант дал отбой. Гуэрра убрал блокнот, повесил на место телефон и сказал дракону:
– Хорошо, хорошо. Крутой мужик, уж что говорить! В общем, ты теперь отправляйся себе дальше, или домой, или куда ты там путь держал… и забудем, что тут вообще было. Всего тебе доброго… договорились?
Дракон не ответил. Прислонился к патрульной машине и задумчиво уставился на Гуэрру странными красно-желтыми глазами. Он был очень велик – Гуэрре для сравнения приходила на ум исключительно армейская бронетехника – и казался полицейскому очень старым. Чешуи на его теле были тусклого зелено-черного цвета, когти передних лап выглядели сточенными и тупыми, словно у черепахи. Невысокий пурпурный гребень, тянувшийся по спине дракона от ушей до кончика хвоста, был в нескольких местах порван и, вместо того чтобы гордо стоять дыбом, безвольно лежал на спине. Даже шипы на конце хвоста были обломаны.
И в промежутках между огненными выхлопами дыхание дракона хрипело и застревало, словно у него заржавели легкие. Что касается громадных пурпурных крыльев – оставалось предполагать, что они еще работали. В сложенном виде их состояние оценить было нелегко, но и они выглядели изрядно потрепанными. Вот именно, потрепанными. Лучшего словесного определения состоянию дракона дать было нельзя.
– А тебе, я вижу, последнее время нелегко приходилось, – помимо осознанной мысли выговорил Гуэрра.
– Видишь? – переспросил дракон. Его черные губы дернулись, и Гуэрре на миг показалось, что чудовище готово было заплакать. – В самом деле видишь, МайкО? Ты хоть отдаленно можешь представить, как у меня спина болит? Все время, без передышки, вон там, за горбом. Как она устала от черных, жестких железных дорог этого мира! Можешь ты вообразить, с каким трудом я переношу смрад ваших улиц, да что там, ваших рек и ручьев, вашего побережья? Твои соплеменники на вкус точно часы, смазанные угольным маслом, а дети – горькие, как серебро. Дети когдато были лучшим лакомством, куда вкуснее антилоп и диких гусей, а теперь я себя заставить не могу к ним прикоснуться! Я годами был вынужден ловить кошек, собак и гадостных белок! Я, привыкший обедать рыцарями… ах, этот рыцарь на половинке его скорлупы, обжаренный прямо в доспехах… в собственном соку, ах… извини, извини меня, просто я до ручки дошел.
И к полному и окончательному ужасу Гуэрры, дракон в самом деле заплакал! Плакал он тихо, зажмурив глаза и опустив голову, изумруднозеленые слезы едва уловимо пахли порохом.
– Эй, погоди, не плачь, – сказал Гуэрра. – Только не плачь, пожалуйста, хорошо?
Дракон шмыгнул носом, но всетаки поднял взгляд и с немым изумлением уставился на Гуэрру. После чего проговорил неожиданно сурово:
– Ты только что стал свидетелем редчайшего зрелища на этой земле. Ты увидел слезы дракона. И все, что ты имеешь по этому поводу сказать, – это «только не плачь, пожалуйста»?.. Не понимаю я вас, людей. – Тем не менее плакать он прекратил и даже издал звук, какой получается, когда ворошат головни. Гуэрра решил, что это мог быть смешок. Дракон же сказал ему: – Я, должно быть, смутил тебя, МайкО?
– Послушай, – заново начал Гуэрра. – Тебе лучше всего убраться отсюда, и чем скорее, тем лучше. И так уже слухов будет невпроворот. Обещаю, что с лейтенантом я все улажу. Или с кем там еще, без разницы. Просто улетай, хорошо? – И, выждав секунду, добавил: – Пожалуйста.
Вид у дракона сделался несчастный, покинутый и одинокий. Раздвоенным языком он утер морду от слез и сказал:
– Я так устал, МайкО. Ты себе даже отдаленно представить не можешь, как я устал! А ведь мне осталось в вашем долбаном мире исполнить всего одно дело, после чего я навеки мог бы с ним развязаться. Но мне уже никогда, никогда не отыскать пути обратно в мой собственный мир… так что какая, в сущности, разница? Вот потом – потом! – ты и твой босс можете меня стрелять, сажать в тюрьму или в зоопарк, делайте что хотите, мне безразлично. На все наплевать.
– Нет, – сказал Гуэрра. – Послушай меня, я тебе правду скажу. Я совершенно не хочу оказаться тем, кто засадит тебя. Хотя бы потому, что… ты знаешь, какая меня ждала бы по этому поводу писанина? По гроб жизни не кончить, а я ее, писанину эту, в обычныхто размерах не выношу. А кроме того… ну да, я после твоего ареста, наверное, прославился бы. На некоторое время. Минут на пятнадцать, как у нас говорят. «Коп, который дракона поймал»! Так и вижу газетные заголовки, всякие шоу по телевизору. Может, даже с паройтройкой девушек познакомился бы. Но очень скоро все это уляжется, и я до конца своих дней останусь «тем парнем, у которого чтото там было с драконом на улице». Как тебе подобное резюме для человека, который хочет стать переговорщиком по заложникам? Да после этого меня точно никуда не возьмут.
Дракон слушал его очень внимательно, хотя и с несколько озадаченным видом. Гуэрра спросил:
– А что ты такое говорил насчет дороги в свой мир, которую тебе никогда не найти? Ты сюдато, вообще, как угодил?
– Как угодил?.. – К изумлению и некоторой тревоге Гуэрры, Дракон одышливо зарокотал, изодранный гребень как мог развернулся, а голова вскинулась на шее, точно взведенный курок. Клыкастая пасть коротко дохнула огнем, и Гуэрра поспешно отскочил в сторону. – Как попал? – повторил дракон, и его когти пробороздили асфальт. – Очень просто! Меня здесь написали!
Гуэрра сперва решил, что ослышался.
– Тебя здесь… что? Написали?
– Да еще и стерли вдобавок, – с горечью проскрежетало чудовище. – Один писака поместил меня в свою книжку, в самое начало. А потом взял да и передумал. Вернулся к первой главе, все переделал… и – пшшшшш! – Из пасти вырвался новый сноп огня, от которого Гуэрра едва успел увернуться. – Был – и нету! Ни строчки! А они там неплохие попадались. Даже целые абзацы. Все стерто.
– Погоди, дай соображу, – сказал Гуэрра. – Значит, ты в книге?
– Был. Раньше я был в книге.
– А теперь нет. Но ты все равно вещественный. Движение перегораживаешь, огнем плюешься.
– Искусство – одна из знаменательных сил творения, – сказал дракон. – Я существую, потому что один тип придумал историю. – Дракон назвал фамилию автора, но Гуэрре она ничего не говорила. – А потом застрял в этом мире, потому что тот человек передумал и не стал писать про меня! – Чудовище обнажило двойной ряд сточенных, но все еще вполне готовых к бою зубов. Улыбка получилась не из самых приятных. – Но я реален, я здесь, и я его разыскиваю. Я годами за ним следовал, поскольку этот тип то и дело переезжает, и вот наконец выследил его здесь, в Окленде. Мне неизвестно в точности, где он обитает, но я его найду. И когда найду – будет на свете одним жареным писателем больше. – Он предвкушающее фыркнул, но Гуэрра заблаговременно спрятался за патрульной машиной. – Я уже говорил тебе, – продолжал дракон, – мне плевать, что со мной после этого будет. Я все равно не попаду домой, так какая разница?
На последних словах его голос задрожал, и Гуэрра слегка испугался, решив, что дракон вновь был близок к слезам. Он осторожно высунулся изза машины и сказал ему:
– Ты точно не доберешься домой, если изжаришь единственного человека, который, возможно, способен тебе помочь. Ты об этом не думал?
Длинная шея проворно изогнулась, и на Гуэрру уставились два красножелтых фонаря.
– Твой писатель живет в Окленде? – сказал полицейский. – Ладно, адрес раздобыть не проблема. Это у нас, полицейских, хорошо получается.
– И ты мне расскажешь?! – Громадное тело дракона сотрясла дрожь. – В самом деле расскажешь? Ты сделаешь это?!
– Нет, – отрезал Гуэрра. – Ни под каким видом. Потому что еще не успеет кончиться моя смена, а ты уже будешь сидеть там и ковыряться в зубах. Нет уж, подожди, пока я тут со всем разберусь, и мы пойдем к нему вместе. Договорились? – Дракона явно одолевали сомнения, и Гуэрра сказал ему: – Либо договорились, либо я не дам тебе его адреса, а вот ему сообщу, что ты здесь и его ищешь. И вот тогда он точно снова сбежит. Я на его месте сбежал бы. Так что подумай.
Дракон подумал. После чего глубоко вздохнул, выдав тучу смоченной слезами золы, и пророкотал:
– Очень хорошо. Я тебя подожду вон на том знаке.
Гуэрра завороженно следил, как развернулись потрепанные пурпурные крылья. Тупые когти проскребли по тротуару, чудовище взяло короткий разбег и поднялось в воздух. Еще несколько секунд – и оно уселось наверху большого рекламного щита, призывавшего идти смотреть новый фильм. Среди персонажей картины были русалка, вампир и гигантский осьминог. Дракон и просидел там до самого конца смены Гуэрры, удивительно органично вписываясь в рекламу. Он не двигался, а если и двигался, то так и тогда, что Гуэрра ни разу этого не заметил.
Дорожные ремонтники успели заново приступить к делу, и на перекрестке было не обойтись без регулировщика. Яма тянулась во все стороны, светофор не работал, и Гуэрра вертелся волчком, пропуская одни машины и придерживая другие, не допуская, чтобы ктото угодил в тупик или оказался в незамеченной яме. Лихорадочная работа, как никакая другая, почти совершенно отвлекла его от дракона.
Тем не менее, выждав момент поспокойней, он пробил нынешний адрес писателя, столь безответственно создавшего живое существо – и забывшего про него.
«Прямо как Господь», – подумал Гуэрра и решил, что, пожалуй, не станет упоминать эту мысль, исповедуясь перед отцом Фабросом в воскресенье.
Его смена закончилась уже в сумерки. Поток машин к тому времени поредел, и он смог без особых угрызений совести оставить перекресток офицеру Коласанто, который едва успел отработать в полиции год. Возвращаясь к машине, Гуэрра махнул рукой дракону, и тот без промедления снялся с рекламного щита – чтобы взвиться в вечерние облака, явив изящество и мощь, которых не заподозрить было в облезлых крыльях и потускневшем от старости теле. И вновь откудато из спинного мозга наплыло видение таких вот созданий, падавших с небес со стремительностью, которой первобытные предки не могли постичь – а потом делалось слишком поздно.
Гуэрра содрогнулся и поспешно забрался в автомобиль.
Он заехал в участок, где обменялся с ребятами парой дружеских шуток насчет утреннего переполоха с драконом – благо ни лейтенанта Канкеля, ни офицера Левински не было видно, – после чего переоделся в цивильное и поспешил наружу, беспокоясь, не разволновался бы дракон. Того, однако, не было ни слуху ни духу, и Гуэрра решил, что дракон следит за ним, сам оставаясь невидимым. Он слишком жаждал отмщения, чтобы потерять Гуэрру из виду.
Подумав об этом, полицейский в который раз спросил себя, какого хрена ему понадобилось вставать на чьюто сторону в этой дурацкой истории. И если на то пошло, на чьей стороне он в итоге оказался?
Драконий автор обитал в Северном Беркли, за шикарными ресторанами «Гетто гурмэ», там, где стояли старые дома классической архитектуры. Сантехника в них была, как говорили, не очень, зато, по выражению торговцев недвижимостью, каждый дом обладал собственным неповторимым характером. Нужный дом Гуэрра нашел без труда. Два этажа, лысоватая лужайка, запущенный садик.
Сворачивая на подъездную дорожку, Гуэрра ждал, что разъяренный дракон, плюясь пламенем, приземлится подле него еще прежде, чем он вылезет из машины. Но нет – чудовище едва удалось разглядеть. Дракон с леденящим терпением кружил высоко в облаках.
Сработал датчик движения, и над головой полицейского вспыхнул прожектор. Гуэрра подошел к крыльцу и позвонил в дверь.
Писатель отозвался на удивление быстро. Это был человек среднего роста с ничем не выдающейся внешностью. Бородатый, в очках, одетый в джинсы, старый свитер и кроссовки, пережившие, судя по их виду, дветри гражданские войны.
– Привет, – удивленно моргая, сказал он Гуэрре. – Я могу вам чемто помочь?
Тот показал ему полицейский значок.
– Сэр, я офицер Майкл Гуэрра, оклендская полиция. Мне необходимо с вами переговорить.
Он сам почувствовал, что необъяснимо краснеет. Спасибо и на том, что успел выключиться прожектор.
Писатель внимательно изучил его значок и опасливо проговорил:
– Но я уже оплатил тот штраф за парковку на площади Джека Лондона.
Гуэрра только хотел сказать ему: «Понимаете, это не вполне полицейское дело…», когда посреди несчастного садика пугающе беззвучно – единственным звуком был мягкий шорох ветра в складываемых крыльях – приземлился дракон. И прошипел:
– Помнишь меня, писака? Писец, писун, писатель несчастный – помнишь меня?!
Автор окаменел на пороге, будучи не в состоянии ни двинуться вперед, ни удрать в дом.
– Нет, – прошептал он. – Тебя не может здесь быть… тебя просто не может быть.
И, не в силах даже закрыть рот, обхватил себя руками, словно это могло его защитить.
Дракон ядовито усмехнулся, дохнув вонючим огнем.
– Подойдика поближе, колбаса волосатая, – сказал он. – Сейчас я тебя испепелю, но такой славный дом жечь чтото не хочется.
– Погоди минутку, – вмешался Гуэрра. – Всего минутку. Насчет испепелений у нас никакого уговора не было! Никаких испепелений мне тут!
Дракон обратил на него взгляд – в самый первый раз после своего приземления.
– А ты меня останови, – сказал он.
Пистолет Гуэрры остался в машине, но это не имело значения. Пуля дракону была все равно что шарик жеваной бумаги. У Гуэрры пересохло во рту, горло так и горело.
Что удивительно, писатель отважился сам за себя постоять. Он проговорил, обращаясь к дракону:
– Я не вымарывал тебя из книги. Я вообще тот замысел бросил, поняв, что получается чепуха, а как привести ее в порядок – не знаю. Там еще куча народа зависла, не ты один. Как же вышло, что только ты выслеживаешь меня и покушаешься на мою жизнь? Почему все оказалось завязано на тебя?
Дракон наклонил голову, так что их глаза оказались почти на одном уровне. Его дыхание даже опалило кончик писательской бороды. Тон дракона, в противоположность дыханию, был очень холодным.
– Потому, что ты успел дать мне достаточно жизни и остановился, когда останавливаться было нельзя, – сказал он. – Я заслуживаю завершения! Даже если бы ты меня в итоге ухлопал, это было бы хоть чтото! Когда же этого не последовало, я остался с ошметками жизни, но без мира, где мог бы ее прожить. Твой мир стал для меня западней. Это не мир, а сплошная куча дерьма, но другогото у меня нет! И никаких чувств, которые я, может статься, испытал бы, – только жажда отмщения!
Тут он начал отводить голову назад, в точности как тогда, на перекрестке, и Гуэрра со всех ног бросился к машине, за бесполезным пистолетом. Но под ноги ему попался кирпич, выпавший из ветхой садовой ограды, и, споткнувшись, он растянулся во весь рост. Еще не успев встать, он услышал голос писателя, произносившего повелительным тоном:
– А ну стой! Стой, тебе говорят, и выслушай, прежде чем бросаться жаркое из людей делать! Ты, значит, сердишься, что я подходящим миром тебя не снабдил? Я правильно понимаю?
Дракон ответил не сразу. Гуэрра коекак поднялся, в нерешительности оглядываясь то на дом, то на машину. По ту сторону улицы из дома вышла целая семья – поглазеть на дракона. Мужчина в банном халате, его жена – миниатюрная уроженка Индии, облаченная в сари, и малолетний сынишка в пижаме, имитировавшей костюм Человекапаука. Мужчина не очень решительно, но довольно громко окликнул:
– Эй, что там у вас?
Гуэрра задумался над ответом, но тут дракон заговорил опять, причем совсем другим тоном.
– Нет, – сказал он писателю. – Все наоборот. Я злюсь потому, что ты снабдил. Ты начал создавать волшебную сказку, в которой я был на своем месте. А потом все уничтожил и бросил меня в этом кошмарном месте, и я не могу выбраться из него. И не смогу. Только смерть станет для меня избавлением, но век у нас, драконов, до того долгий!.. Но если я отомщу за себя, воздав тебе по заслугам, – тут он коротко покосился на Гуэрру, – вот тогда полицейские вроде него меня рано или поздно убьют и придет желанный конец.
– Спецназ, – кивнул Гуэрра, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно более сурово и зловеще. – Целыми взводами. А еще подрывники, ФБР, военная авиация.
– Да постойте же! – Писатель почти кричал. – Вот, значит, что? Вот чего вам от меня надо? – Он вскинул руки, посмотрел на ладони и потер их одну о другую. – Дайте мне пять минут… нет, даже трех хватит… и я вернусь. Захвачу коечто – и сразу назад.
И он двинулся было к дому, но небольшой огненный шар, метко выпущенный драконом, аккуратно опалил траву прямо у его ног.
– Ты останешься здесь, – сказал дракон. – Пускай сходит он!
Несколько мгновений писатель смотрел, как рассыпаются угольки, только что бывшие зеленой травой. Потом повернулся к Гуэрре.
– За дверью свернете сразу налево, потом направо и в дверь. Там мой кабинет. Возле компьютера лежит блокнот, на обложке написано «Бетти Грэбл», вы его сразу увидите. Хватайте его, хватайте пару шариковых ручек – и скорее обратно сюда, пока он весь пейзаж не испаскудил! Знали бы вы, сколько я выложил за дерн на этой лужайке.
Гуэрра уже мчался по направлению к кабинету. Схватил, как было велено, блокнот и несколько ручек, улучил мгновение полюбоваться книжными полками и электроникой, коробками с бумагой и картриджами для принтера, расставленными в алфавитном порядке папками с рукописями («Вот, значит, как они живут, писатели. Вот где они работают») и опрометью кинулся назад, на лужайку, где автор и его творение не сводили друг с дружки настороженных взглядов. С облегчением убедившись, что дракон оставил боевую стойку и держал шею расслабленной, Гуэрра тотчас испытал ужас, заметив, что соседская семья, к которой присоединился младший мальчик в пижамке, стилизованной под костюм Бэтмена, успела переместиться на самый край лужайки, а по подъездной дорожке уже ехала девушка на роликах и через дорогу решительно топал рослый мужчина с трубкой во рту, похожий на киношного полковника в отставке. Старший мальчишка с ученым видом объяснял младшему брату:
– Это дракон. Я точно такого видел по каналу «Дискавери».
«И что я не поменялся сменами с Левински, ведь был вчера разговор».
– Спасибо, – сказал писатель, забирая у Гуэрры блокнот и ручки. И, не обращая внимания ни на растущую вокруг толпу, ни на беспрестанное щелканье камер сотовых телефонов, уселся прямо на порог своего дома и разложил на коленях блокнот. – Как-то я занимался этим прямо на подоконнике Мэйси, – заметил он невозмутимо. – Не помню даже, для какого журнала писал.
Он потер подбородок, что-то пробормотал и начал писать, по ходу дела читая написанное вслух.
– «Жил был в далекой стране король, чья дочь полюбила обыкновенного садовника. Король был так разгневан, что заточил принцессу в высокую башню и приставил лютого дракона ее сторожить…»
Дракон скользнул вперед, устраиваясь поближе, и выгнул шею, заглядывая писателю через плечо. А тот продолжал:
– «Но оказалось, что у свирепого дракона было любящее и нежное сердце – редкое исключение, если знать эту породу…»
– Не нравится мне это, – вмешался дракон. – Звучит как-то снисходительно. Почему обязательно «порода»? Почему не «семья», не «народ»? Так было бы куда лучше.
– Вот ведь критиков развелось, – буркнул писатель. – Ну ладно, пускай будет «народ».
Он внес в текст поправку.
Человек, похожий на отставного полковника, стоял рядом с мужчиной, напоминавшим похмельного Санта-Клауса. Мать индианка держала своих мальчишек за плечи, чтобы они не лезли вперед.
Писатель продолжал строчить.
«Дракон не мог ослушаться короля и выпустить принцессу на свободу, но он делал для нее, что мог. Он был ей добрым товарищем, развлекая узницу разумной и веселой беседой, утешал ее, когда она грустила, а когда она впадала в отчаяние – даже песни ей пел. Она от этого всегда принималась смеяться, ведь драконы не лучшие из певцов…»
Написав это, он помедлил, словно ожидая от дракона новых поправок или раздраженного замечания, но тот лишь согласно кивнул.
– Верно подмечено. Музыку мы любим, но сами пением не увлекаемся. Продолжай.
Говорил он на удивление медленно и задумчиво и – по крайней мере, Гуэрре так показалось – отчасти даже мечтательно.
«Но из всех добрых дел, что творил для нее дракон, заточенная принцесса всего более ценила одно. Когда ее возлюбленному садовнику удавалось передать для нее письмо, дракон тотчас подлетал к ее забранному решеткой окошку и висел там, трепеща крыльями, словно бабочка или колибри. Передав ей письмо, он ждал, когда она в восторге напишет ответ, и без промедления нес его юноше…»
Тут писатель немного помедлил и обратился к дракону:
– Не возражаешь, если я сделаю тебя немножко поменьше? Чтобы ты мог действительно зависать?
Дракон ответил с учтивостью, которой Гуэрра нипочем в нем не заподозрил бы:
– Ты художник, тебе и решать. – Помолчал и немного застенчиво добавил: – Если ты не против, можно бы сделать что-нибудь с гребнем…
– Легко, – кивнул автор. – Еще я, пожалуй, тебе чуть-чуть чешую подправлю. Все мы не молодеем.
И он продолжал работать, временами вполголоса читая написанное. Не то для себя, не то для слушателей. Что больше всего поразило Гуэрру, так это царившая кругом тишина. В сгустившейся темноте раздавался лишь голос писателя. Только пискнул маленький мальчик:
– Драконы людей едят! Он сейчас тех дядей ам-ам!
И еще вздохнула девушка на роликовых коньках, обращаясь к своему парню:
– Во клево…
Сперва Гуэрра жестами пытался отодвинуть толпу хоть чуть подальше, но на него никто не обращал внимания. Люди, наоборот, потихоньку перемещались все ближе, завороженные темным силуэтом величественного и грозного существа, нависшего над человеком, который, все так же сидя в позе портного, рассказывал ему сказку о нем самом.
«А еще, когда король приходил проведать свою дочь, сидевшую под замком, – а делал он это, отдадим ему справедливость, достаточно часто, – дракон неизменно напускал на себя самый что ни есть устрашающий вид и принимался разгуливать кругом башни, показывая королю, сколь ревностно он исполняет свой долг…»
К полному изумлению Гуэрры, дракон теперь выглядел не только чуть меньше прежнего, но и заметно моложе. Прямо на глазах у полисмена его выцветшие зеленовато-черные чешуи медленно, но верно наливались темно-зеленым блеском, к изодранному гребню и тусклым, обтрепанным крыльям возвращалась гордая красота. Пробуя силы, дракон низко зарокотал – и пламя заплясало кругом его клыков (вернувших, как и когти, былую бритвенную остроту) темно-алыми языками, отороченными золотой бахромой. Налюбовавшись этой чудесной красотой, Гуэрра вновь обратил взгляд на шариковую ручку, бежавшую по странице блокнота. Он уже не жалел, что они так и не поменялись сменами с офицером Левински.
Однако, как выяснилось, главное чудо было еще впереди. Дракон начал утрачивать материальность. Его силуэт по краям стал утрачивать четкость, а потом начал делаться все более прозрачным – пока Гуэрра не смог рассмотреть сквозь него свой автомобиль, и огни в окнах домов на той стороне улицы, и восходившую луну. Тут он понял свою ошибку. Дома на самом деле были кучкой домишек с низко нахлобученными крышами, лепившихся в тени радужно-светлого замка, а то, что он принял за свой автомобиль, оказалось всего лишь раздолбанной телегой для сена. Иллюзия простиралась во всех направлениях. Куда бы ни повернулся Гуэрра, единственной реальностью оставались убогие домики, замок и темные леса за околицей. А в одной из замковых башен имелось единственное окошко, забранное решеткой, и там маячило бледное, словно светящееся лицо.
– Да, – сказал дракон. Его уже трудно было рассмотреть, но голос обрел силу и звучность горного водопада. – Дада, именно так все и было. Так все и есть.
Гуэрра ощутил, как множество людей одновременно вдохнули – и выдохнули. Очарование мгновения нарушил тихий плачущий вскрик.
– Дракон ушел! – Маленький мальчик в пижаме Бэтмена вырвался у матери и побежал через дорогу, направляясь к писательской лужайке. – Дракон ушел.
Гуэрра попытался было перехватить его, но не успел и едва не попал под ноги его папаше. Следом уже несся СантаКлаус, багровый от выпитого.
С решимостью и упорством кролика, удирающего в свою норку, мальчишка нырнул у когото под ногами, стремясь к величественной тени, быстро пропадавшей из виду. Споткнувшись наконец, он плюхнулся на пятую точку, глядя снизу вверх на гребнистую голову и могучие крылья, за которыми еще угадывались замки, звезды и лунные небеса.
– Дракон ушел?.. – спросил мальчишка в отчаянии.
Гордая голова медленно наклонилась к ребенку, смотревшему на дракона без всякого страха. Гуэрра – тень там или не тень – тотчас припомнил недавно услышанное о вкусовых качествах детей. Но тут подоспел папаша и, подхватив малыша, потащил его прочь, намекая на порку, которая коекого ждет.
А дракон тем временем и правда ушел.
Замка тоже не стало.
И соседи писательские спустя время тоже в основном разошлись – притихшие и недоумевающие. Некоторые, правда, задержались, сами не зная почему. Они подходили к дому, просто чтобы постоять немного на том самом месте, где только что был дракон. Иные из них застенчиво обращались к писателю. От Гуэрры не укрылось, как ктото тайком срывал стебельки травы, и зеленые, и обугленные. На сувениры, наверное.
Когда наконец ушел последний сосед, писатель закрыл свой блокнот, надел на ручку колпачок, поднялся, со вкусом потянулся и сказал:
– Ну что, пойдем кофе пить?
Гуэрра потер пульсировавший болью лоб. Чувствовал он себя так, словно уснул и проснулся от ощущения падения, ступив во сне мимо ступеньки.
– Куда он подевался? – спросил он беспомощно.
– В свою сказку, – спокойно ответил писатель. – Которую я для него сочинил.
– Но ты же не закончил ее, – удивился Гуэрра.
– Он закончит. Это же его собственный сказочный мир, который он знает куда лучше меня. Я ему просто путь домой показал. – И к некоторой досаде Гуэрры, писатель сочувствующе улыбнулся. – Это очень трудно объяснить, если ты не… ну… никогда особо не задумывался о магии.
– Я вообщето много о чем задумываюсь, – довольно резко ответил Гуэрра. – И вот прямо сейчас я думаю, кстати, о том, что сказка была на самом деле ненастоящая. Ни в какой книге ее нет, ты ее на ходу выдумывая. Черт возьми, спорю на что угодно, что ты ее и повторитьто не сможешь! Как ребенок, который забыл, что именно он врал и кому!
Писатель расхохотался, но заметил выражение лица Гуэрры и вновь стал серьезен.
– Извини, – сказал он. – Я смеялся вовсе не над тобой. Ты совершенно прав: мы, писатели, все точно маленькие врунишки – знай надеемся, что сумеем складно соврать и нам это сойдет с рук. Тот, кому не удается с помощью вранья вывернуться из неприятностей, не продержится долго в этой игре. Так что ты правильно угадал. – Он посмотрел на обугленный участок лужайки и покривился, словно от боли. – Но ты, офицер Гуэрра, делаешь ту же ошибку, что и большинство людей. Магия – она не в книгах. Ее не напечатаешь. Она в самом процессе рассказа. И так это происходит с древних, очень древних времен. – Он покосился на часы и зевнул. – Если на то пошло, из этой сказочки и книжка может произойти. Не знаю пока, надо будет подумать. Ну так что, кофе хлебнем?
– Я сейчас не при исполнении, – сказал Гуэрра. – Пивка не найдется?
– Я тоже не при исполнении, – рассмеялся писатель. – Заходи!
Гуэрра присмотрелся, и его смуглое лицо явственно побледнело. Уличное движение со всех четырех сторон перекрестка было наглухо заблокировано. Рев автомобильных гудков, возмущенные вопли водителей (правда, Гуэрра сразу отметил про себя, что из машин они не очень-то вылезали), и это не считая бригады дорожных ремонтников, которых дракон смахнул легким движением хвоста. Заградительные барьеры, предупредительные знаки, отбойные молотки и пятеро здоровых мужиков – все полетело в разные стороны, и к вселенскому гаму добавились отборные матюги. Дракон вел себя так, будто всеобщий переполох его никоим образом не касался. Лежал себе, опустив голову на передние лапы, вооруженные внушительными когтями. Тем не менее он явно следил за двумя полисменами изпод полуопущенных век. И то и дело отрыгивал легкие язычки пламени.
Короче, выглядело все это не очень вдохновляюще.
– И давно он тут?.. – обреченно осведомился Гуэрра.
Левински снова посмотрел на часы.
– Тридцать одну минуту. Шлепнулся, паршивец, прямо с небес. Чудо, блин, что ничью машину не прихлопнул при этом и ни одного пешехода не раздавил! И с тех пор с места не двигается.
– Ну и что ты? Права ему зачитал? – спросил Гуэрра, гадая про себя, чем следовало руководствоваться полисмену в такой вот ситуации с драконом на перекрестке.
Левински посмотрел на него так, словно Гуэрра предложил ему поиграть в чехарду у открытого люка.
– Ты точно спятил, – сказал он. – Я всегда знал, что ты псих. Нет, я прав ему не зачитывал. И ты не станешь, если мозгов у тебя хотя бы чуть больше, чем у клопа! Просто избавься от него… а я, короче, пошел. Наслаждайся, Гуэрра!
+++Патрульная машина Левински была припаркована на дальней стороне перекрестка. Он опасливо обошел хвост дракона, забрался в автомобиль, включил сирену – для эмоциональной разрядки, как понял Гуэрра, – и был таков. Гуэрра остался в одиночестве почесывать затылок, который уже ломило от невыносимого шума. Предстояло разбираться с растущей уличной пробкой и сказочным чудовищем. Красные глаза этого последнего, испещренные бледно-желтыми прожилками, какие бывают у глубоких стариков, почти сонно наблюдали за полицейским. В них не было и намека на интерес к чему-либо, что Гуэрра мог сделать. И тем не менее глаза наблюдали.
Истошный рев клаксонов травмировал обычно невозмутимую психику Гуэрры, в общем, сильней, чем факт существования драконов. Он подошел к чудищу и с почтительного расстояния обратился к нему:
– Сэр, вы нам все движение перекрыли! Вынужден просить вас передвинуться. В случае неповиновения вас может ждать официальный вызов в суд!
Дракон никак не отреагировал, и Гуэрра повторил свое обращение по-испански. Потом набрал полную грудь воздуха и выдал то же самое по-русски, благо минувшей зимой прошел специальный курс, приноравливаясь к новой волне иммигрантов.
Стоило ему начать, как дракон перебил его, коротко икнув маслянистым пламенем, пахнущим серой. Голос у него был скрипучий, какой-то ржавый, а акцент – слабый, но такой, какого Гуэрра никогда еще не слыхал.
– Не начинай, – сказал дракон.
Рука Гуэрры чуть коснулась рукояти пистолета. Он гордился тем, что за восемь лет службы в полиции Окленда ни разу из него не стрелял, будучи при исполнении. Только на стрельбище и во время ежегодных переаттестаций в округе Дэвисстрит.
– Сэр, – сказал он. – Я по отношению к вам ничего начинать и не собираюсь. Мне, знаете, поверить в ваше существование и то уже нелегко! Мне просто хотелось бы убедить вас покинуть этот перекресток, пока кто-нибудь не пострадал. Посмотрите, сколько народу столпилось, как автомобили сигналят! – У него в самом деле голова уже раскалывалась от шума. – Не могли бы вы, скажем, перейти вот сюда, за поребрик? Тут нам и разговаривать было бы удобней, и вообще для всех будет проще, вам так не кажется?
Дракон повернул голову и наградил его долгим задумчивым взглядом.
– Не знаю, – проговорил он. – Мне это место нравится не больше и не меньше, чем любое другое место этого мира, – то есть не слишком. С какой стати я должен тебе что-либо облегчать? До сих пор никто особо не заботился, чтобы чтото облегчить для меня.
Заветной мечтой Гуэрры как работника силовых структур было стать переговорщиком по освобождению заложников. Он изучал все соответствующие техники и на службе, и в свободное время. Как в теории, так и на практике. На специальных лекциях – и непосредственно во время спецопераций. Ну и конечно, читая все, что только можно было найти по интересовавшей его теме. Так вот: и преподаватели, и авторы книг уделяли немало внимания склонности лиц, берущих заложников, испытывать большую жалость к себе, любимым. И Гуэрра терпеливо проговорил, обращаясь к дракону:
– Так ведь именно это я и хочу сделать! Давайте, кстати, познакомимся для начала. Я – офицер Гуэрра, Майкл Гуэрра, но люди прозвали меня МайкО, не знаю уж почему. А вас как зовут?
«Всегда надо начать звать друг друга по имени, – внушали наставники, – и чем раньше, тем лучше. Этим подчеркивается ваша общность как человеческих существ. Результат бывает изумительным».
Ага, вот бы заставить когонибудь из авторов пособий вести переговоры с огнедышащим хищником, явившимся прямым ходом из мифологии.
– Ты не смог бы произнести мое имя, – ответил дракон. – Даже попытка его выговорить изувечила бы тебя.
Тем не менее дракон поднялся на лапы, причем Гуэрре показалось, что для этого ему понадобилось немалое и даже мучительное усилие. Внутренне трепеща, полицейский повел сказочного монстра подальше от перекрестка, в боковую улицу, где стоял его синебелый патрульный автомобиль. Движение немедленно возобновилось, и, хотя иные по-прежнему давили на гудки и ругались, многие высовывались из машин и аплодировали Гуэрре.
– Наручники на него надень! – жизнерадостно крикнул какойто водитель.
– Оштрафуй за неправильную парковку! – посоветовал другой.
Дракон же наполовину шел, наполовину полз рядом с Гуэррой – послушно, как собака на поводке. И только красные, как у злой птицы, глаза время от времени косились в сторону полицейского, и тогда Гуэрра вздрагивал от чего-то, подозрительно напоминавшего наследную память.
«Эти ребята на нас когда-то охотились, как на кроликов. Охотились, я точно знаю».
Висевший на поясе телефон издал раздраженный звук и завибрировал, стукаясь в пряжку ремня. Гуэрра кивнул дракону и сказал извиняющимся тоном:
– Мой босс звонит, лучше снять трубку.
И точно, из динамика требовательно загнусавил голос лейтенанта Канкеля.
– Гуэрра, ты? Слушай, что за чертовщина у тебя там в вашей маленькой Эфиопии происходит?..
Лейтенант на полном серьезе ждал, что эритрейские повстанцы где-то в течение недели устроят в Окленде выступления со стрельбой.
– Просто здесь была ужасная пробка, лейтенант, – ответил Гуэрра, следя, чтобы голос звучал по возможности беззаботно, и одновременно присматривая за драконом, который презрительно обнюхивал его патрульный автомобиль. – Теперь все под контролем. Больше никаких проблем.
– Ну ладно, – отозвался лейтенант. – А то нас тут забомбили звонками: не то какой-то психованный дракон, не то НЛО, не то вообще неизвестно что. Можешь чтонибудь сказать по поводу всего этого дерьма?
– Ну… – начал Гуэрра. – Вообще-то нет, лейтенант, наверное, просто время такое, час пик, ну вы знаете. Пробки, народ психует, вот коекому и начинает мерещиться. Массовая истерия, общие галлюцинации, об этом в книжках написано.
Что касается общих галлюцинаций, мнение лейтенанта Канкеля по этому поводу сперва расслышать не удалось. Потом удалось, но довольно невнятно. Когда же речь лейтенанта обрела стопроцентную ясность, на Гуэрру обрушились столь несравненные по диапазону и выразительности языковые богатства, что он прижал телефон ухом к плечу, выхватил из кармана блокнот – и все равно не поспел записать даже доли отборнейших слов и речевых оборотов.
Гуэрра, надо отдать ему должное, считал необходимым совершенствоваться во множестве областей. Однако все имеет пределы.
Иссякнув наконец, лейтенант дал отбой. Гуэрра убрал блокнот, повесил на место телефон и сказал дракону:
– Хорошо, хорошо. Крутой мужик, уж что говорить! В общем, ты теперь отправляйся себе дальше, или домой, или куда ты там путь держал… и забудем, что тут вообще было. Всего тебе доброго… договорились?
Дракон не ответил. Прислонился к патрульной машине и задумчиво уставился на Гуэрру странными красно-желтыми глазами. Он был очень велик – Гуэрре для сравнения приходила на ум исключительно армейская бронетехника – и казался полицейскому очень старым. Чешуи на его теле были тусклого зелено-черного цвета, когти передних лап выглядели сточенными и тупыми, словно у черепахи. Невысокий пурпурный гребень, тянувшийся по спине дракона от ушей до кончика хвоста, был в нескольких местах порван и, вместо того чтобы гордо стоять дыбом, безвольно лежал на спине. Даже шипы на конце хвоста были обломаны.
И в промежутках между огненными выхлопами дыхание дракона хрипело и застревало, словно у него заржавели легкие. Что касается громадных пурпурных крыльев – оставалось предполагать, что они еще работали. В сложенном виде их состояние оценить было нелегко, но и они выглядели изрядно потрепанными. Вот именно, потрепанными. Лучшего словесного определения состоянию дракона дать было нельзя.
– А тебе, я вижу, последнее время нелегко приходилось, – помимо осознанной мысли выговорил Гуэрра.
– Видишь? – переспросил дракон. Его черные губы дернулись, и Гуэрре на миг показалось, что чудовище готово было заплакать. – В самом деле видишь, МайкО? Ты хоть отдаленно можешь представить, как у меня спина болит? Все время, без передышки, вон там, за горбом. Как она устала от черных, жестких железных дорог этого мира! Можешь ты вообразить, с каким трудом я переношу смрад ваших улиц, да что там, ваших рек и ручьев, вашего побережья? Твои соплеменники на вкус точно часы, смазанные угольным маслом, а дети – горькие, как серебро. Дети когдато были лучшим лакомством, куда вкуснее антилоп и диких гусей, а теперь я себя заставить не могу к ним прикоснуться! Я годами был вынужден ловить кошек, собак и гадостных белок! Я, привыкший обедать рыцарями… ах, этот рыцарь на половинке его скорлупы, обжаренный прямо в доспехах… в собственном соку, ах… извини, извини меня, просто я до ручки дошел.
И к полному и окончательному ужасу Гуэрры, дракон в самом деле заплакал! Плакал он тихо, зажмурив глаза и опустив голову, изумруднозеленые слезы едва уловимо пахли порохом.
– Эй, погоди, не плачь, – сказал Гуэрра. – Только не плачь, пожалуйста, хорошо?
Дракон шмыгнул носом, но всетаки поднял взгляд и с немым изумлением уставился на Гуэрру. После чего проговорил неожиданно сурово:
– Ты только что стал свидетелем редчайшего зрелища на этой земле. Ты увидел слезы дракона. И все, что ты имеешь по этому поводу сказать, – это «только не плачь, пожалуйста»?.. Не понимаю я вас, людей. – Тем не менее плакать он прекратил и даже издал звук, какой получается, когда ворошат головни. Гуэрра решил, что это мог быть смешок. Дракон же сказал ему: – Я, должно быть, смутил тебя, МайкО?
– Послушай, – заново начал Гуэрра. – Тебе лучше всего убраться отсюда, и чем скорее, тем лучше. И так уже слухов будет невпроворот. Обещаю, что с лейтенантом я все улажу. Или с кем там еще, без разницы. Просто улетай, хорошо? – И, выждав секунду, добавил: – Пожалуйста.
Вид у дракона сделался несчастный, покинутый и одинокий. Раздвоенным языком он утер морду от слез и сказал:
– Я так устал, МайкО. Ты себе даже отдаленно представить не можешь, как я устал! А ведь мне осталось в вашем долбаном мире исполнить всего одно дело, после чего я навеки мог бы с ним развязаться. Но мне уже никогда, никогда не отыскать пути обратно в мой собственный мир… так что какая, в сущности, разница? Вот потом – потом! – ты и твой босс можете меня стрелять, сажать в тюрьму или в зоопарк, делайте что хотите, мне безразлично. На все наплевать.
– Нет, – сказал Гуэрра. – Послушай меня, я тебе правду скажу. Я совершенно не хочу оказаться тем, кто засадит тебя. Хотя бы потому, что… ты знаешь, какая меня ждала бы по этому поводу писанина? По гроб жизни не кончить, а я ее, писанину эту, в обычныхто размерах не выношу. А кроме того… ну да, я после твоего ареста, наверное, прославился бы. На некоторое время. Минут на пятнадцать, как у нас говорят. «Коп, который дракона поймал»! Так и вижу газетные заголовки, всякие шоу по телевизору. Может, даже с паройтройкой девушек познакомился бы. Но очень скоро все это уляжется, и я до конца своих дней останусь «тем парнем, у которого чтото там было с драконом на улице». Как тебе подобное резюме для человека, который хочет стать переговорщиком по заложникам? Да после этого меня точно никуда не возьмут.
Дракон слушал его очень внимательно, хотя и с несколько озадаченным видом. Гуэрра спросил:
– А что ты такое говорил насчет дороги в свой мир, которую тебе никогда не найти? Ты сюдато, вообще, как угодил?
– Как угодил?.. – К изумлению и некоторой тревоге Гуэрры, Дракон одышливо зарокотал, изодранный гребень как мог развернулся, а голова вскинулась на шее, точно взведенный курок. Клыкастая пасть коротко дохнула огнем, и Гуэрра поспешно отскочил в сторону. – Как попал? – повторил дракон, и его когти пробороздили асфальт. – Очень просто! Меня здесь написали!
Гуэрра сперва решил, что ослышался.
– Тебя здесь… что? Написали?
– Да еще и стерли вдобавок, – с горечью проскрежетало чудовище. – Один писака поместил меня в свою книжку, в самое начало. А потом взял да и передумал. Вернулся к первой главе, все переделал… и – пшшшшш! – Из пасти вырвался новый сноп огня, от которого Гуэрра едва успел увернуться. – Был – и нету! Ни строчки! А они там неплохие попадались. Даже целые абзацы. Все стерто.
– Погоди, дай соображу, – сказал Гуэрра. – Значит, ты в книге?
– Был. Раньше я был в книге.
– А теперь нет. Но ты все равно вещественный. Движение перегораживаешь, огнем плюешься.
– Искусство – одна из знаменательных сил творения, – сказал дракон. – Я существую, потому что один тип придумал историю. – Дракон назвал фамилию автора, но Гуэрре она ничего не говорила. – А потом застрял в этом мире, потому что тот человек передумал и не стал писать про меня! – Чудовище обнажило двойной ряд сточенных, но все еще вполне готовых к бою зубов. Улыбка получилась не из самых приятных. – Но я реален, я здесь, и я его разыскиваю. Я годами за ним следовал, поскольку этот тип то и дело переезжает, и вот наконец выследил его здесь, в Окленде. Мне неизвестно в точности, где он обитает, но я его найду. И когда найду – будет на свете одним жареным писателем больше. – Он предвкушающее фыркнул, но Гуэрра заблаговременно спрятался за патрульной машиной. – Я уже говорил тебе, – продолжал дракон, – мне плевать, что со мной после этого будет. Я все равно не попаду домой, так какая разница?
На последних словах его голос задрожал, и Гуэрра слегка испугался, решив, что дракон вновь был близок к слезам. Он осторожно высунулся изза машины и сказал ему:
– Ты точно не доберешься домой, если изжаришь единственного человека, который, возможно, способен тебе помочь. Ты об этом не думал?
Длинная шея проворно изогнулась, и на Гуэрру уставились два красножелтых фонаря.
– Твой писатель живет в Окленде? – сказал полицейский. – Ладно, адрес раздобыть не проблема. Это у нас, полицейских, хорошо получается.
– И ты мне расскажешь?! – Громадное тело дракона сотрясла дрожь. – В самом деле расскажешь? Ты сделаешь это?!
– Нет, – отрезал Гуэрра. – Ни под каким видом. Потому что еще не успеет кончиться моя смена, а ты уже будешь сидеть там и ковыряться в зубах. Нет уж, подожди, пока я тут со всем разберусь, и мы пойдем к нему вместе. Договорились? – Дракона явно одолевали сомнения, и Гуэрра сказал ему: – Либо договорились, либо я не дам тебе его адреса, а вот ему сообщу, что ты здесь и его ищешь. И вот тогда он точно снова сбежит. Я на его месте сбежал бы. Так что подумай.
Дракон подумал. После чего глубоко вздохнул, выдав тучу смоченной слезами золы, и пророкотал:
– Очень хорошо. Я тебя подожду вон на том знаке.
Гуэрра завороженно следил, как развернулись потрепанные пурпурные крылья. Тупые когти проскребли по тротуару, чудовище взяло короткий разбег и поднялось в воздух. Еще несколько секунд – и оно уселось наверху большого рекламного щита, призывавшего идти смотреть новый фильм. Среди персонажей картины были русалка, вампир и гигантский осьминог. Дракон и просидел там до самого конца смены Гуэрры, удивительно органично вписываясь в рекламу. Он не двигался, а если и двигался, то так и тогда, что Гуэрра ни разу этого не заметил.
Дорожные ремонтники успели заново приступить к делу, и на перекрестке было не обойтись без регулировщика. Яма тянулась во все стороны, светофор не работал, и Гуэрра вертелся волчком, пропуская одни машины и придерживая другие, не допуская, чтобы ктото угодил в тупик или оказался в незамеченной яме. Лихорадочная работа, как никакая другая, почти совершенно отвлекла его от дракона.
Тем не менее, выждав момент поспокойней, он пробил нынешний адрес писателя, столь безответственно создавшего живое существо – и забывшего про него.
«Прямо как Господь», – подумал Гуэрра и решил, что, пожалуй, не станет упоминать эту мысль, исповедуясь перед отцом Фабросом в воскресенье.
Его смена закончилась уже в сумерки. Поток машин к тому времени поредел, и он смог без особых угрызений совести оставить перекресток офицеру Коласанто, который едва успел отработать в полиции год. Возвращаясь к машине, Гуэрра махнул рукой дракону, и тот без промедления снялся с рекламного щита – чтобы взвиться в вечерние облака, явив изящество и мощь, которых не заподозрить было в облезлых крыльях и потускневшем от старости теле. И вновь откудато из спинного мозга наплыло видение таких вот созданий, падавших с небес со стремительностью, которой первобытные предки не могли постичь – а потом делалось слишком поздно.
Гуэрра содрогнулся и поспешно забрался в автомобиль.
Он заехал в участок, где обменялся с ребятами парой дружеских шуток насчет утреннего переполоха с драконом – благо ни лейтенанта Канкеля, ни офицера Левински не было видно, – после чего переоделся в цивильное и поспешил наружу, беспокоясь, не разволновался бы дракон. Того, однако, не было ни слуху ни духу, и Гуэрра решил, что дракон следит за ним, сам оставаясь невидимым. Он слишком жаждал отмщения, чтобы потерять Гуэрру из виду.
Подумав об этом, полицейский в который раз спросил себя, какого хрена ему понадобилось вставать на чьюто сторону в этой дурацкой истории. И если на то пошло, на чьей стороне он в итоге оказался?
Драконий автор обитал в Северном Беркли, за шикарными ресторанами «Гетто гурмэ», там, где стояли старые дома классической архитектуры. Сантехника в них была, как говорили, не очень, зато, по выражению торговцев недвижимостью, каждый дом обладал собственным неповторимым характером. Нужный дом Гуэрра нашел без труда. Два этажа, лысоватая лужайка, запущенный садик.
Сворачивая на подъездную дорожку, Гуэрра ждал, что разъяренный дракон, плюясь пламенем, приземлится подле него еще прежде, чем он вылезет из машины. Но нет – чудовище едва удалось разглядеть. Дракон с леденящим терпением кружил высоко в облаках.
Сработал датчик движения, и над головой полицейского вспыхнул прожектор. Гуэрра подошел к крыльцу и позвонил в дверь.
Писатель отозвался на удивление быстро. Это был человек среднего роста с ничем не выдающейся внешностью. Бородатый, в очках, одетый в джинсы, старый свитер и кроссовки, пережившие, судя по их виду, дветри гражданские войны.
– Привет, – удивленно моргая, сказал он Гуэрре. – Я могу вам чемто помочь?
Тот показал ему полицейский значок.
– Сэр, я офицер Майкл Гуэрра, оклендская полиция. Мне необходимо с вами переговорить.
Он сам почувствовал, что необъяснимо краснеет. Спасибо и на том, что успел выключиться прожектор.
Писатель внимательно изучил его значок и опасливо проговорил:
– Но я уже оплатил тот штраф за парковку на площади Джека Лондона.
Гуэрра только хотел сказать ему: «Понимаете, это не вполне полицейское дело…», когда посреди несчастного садика пугающе беззвучно – единственным звуком был мягкий шорох ветра в складываемых крыльях – приземлился дракон. И прошипел:
– Помнишь меня, писака? Писец, писун, писатель несчастный – помнишь меня?!
Автор окаменел на пороге, будучи не в состоянии ни двинуться вперед, ни удрать в дом.
– Нет, – прошептал он. – Тебя не может здесь быть… тебя просто не может быть.
И, не в силах даже закрыть рот, обхватил себя руками, словно это могло его защитить.
Дракон ядовито усмехнулся, дохнув вонючим огнем.
– Подойдика поближе, колбаса волосатая, – сказал он. – Сейчас я тебя испепелю, но такой славный дом жечь чтото не хочется.
– Погоди минутку, – вмешался Гуэрра. – Всего минутку. Насчет испепелений у нас никакого уговора не было! Никаких испепелений мне тут!
Дракон обратил на него взгляд – в самый первый раз после своего приземления.
– А ты меня останови, – сказал он.
Пистолет Гуэрры остался в машине, но это не имело значения. Пуля дракону была все равно что шарик жеваной бумаги. У Гуэрры пересохло во рту, горло так и горело.
Что удивительно, писатель отважился сам за себя постоять. Он проговорил, обращаясь к дракону:
– Я не вымарывал тебя из книги. Я вообще тот замысел бросил, поняв, что получается чепуха, а как привести ее в порядок – не знаю. Там еще куча народа зависла, не ты один. Как же вышло, что только ты выслеживаешь меня и покушаешься на мою жизнь? Почему все оказалось завязано на тебя?
Дракон наклонил голову, так что их глаза оказались почти на одном уровне. Его дыхание даже опалило кончик писательской бороды. Тон дракона, в противоположность дыханию, был очень холодным.
– Потому, что ты успел дать мне достаточно жизни и остановился, когда останавливаться было нельзя, – сказал он. – Я заслуживаю завершения! Даже если бы ты меня в итоге ухлопал, это было бы хоть чтото! Когда же этого не последовало, я остался с ошметками жизни, но без мира, где мог бы ее прожить. Твой мир стал для меня западней. Это не мир, а сплошная куча дерьма, но другогото у меня нет! И никаких чувств, которые я, может статься, испытал бы, – только жажда отмщения!
Тут он начал отводить голову назад, в точности как тогда, на перекрестке, и Гуэрра со всех ног бросился к машине, за бесполезным пистолетом. Но под ноги ему попался кирпич, выпавший из ветхой садовой ограды, и, споткнувшись, он растянулся во весь рост. Еще не успев встать, он услышал голос писателя, произносившего повелительным тоном:
– А ну стой! Стой, тебе говорят, и выслушай, прежде чем бросаться жаркое из людей делать! Ты, значит, сердишься, что я подходящим миром тебя не снабдил? Я правильно понимаю?
Дракон ответил не сразу. Гуэрра коекак поднялся, в нерешительности оглядываясь то на дом, то на машину. По ту сторону улицы из дома вышла целая семья – поглазеть на дракона. Мужчина в банном халате, его жена – миниатюрная уроженка Индии, облаченная в сари, и малолетний сынишка в пижаме, имитировавшей костюм Человекапаука. Мужчина не очень решительно, но довольно громко окликнул:
– Эй, что там у вас?
Гуэрра задумался над ответом, но тут дракон заговорил опять, причем совсем другим тоном.
– Нет, – сказал он писателю. – Все наоборот. Я злюсь потому, что ты снабдил. Ты начал создавать волшебную сказку, в которой я был на своем месте. А потом все уничтожил и бросил меня в этом кошмарном месте, и я не могу выбраться из него. И не смогу. Только смерть станет для меня избавлением, но век у нас, драконов, до того долгий!.. Но если я отомщу за себя, воздав тебе по заслугам, – тут он коротко покосился на Гуэрру, – вот тогда полицейские вроде него меня рано или поздно убьют и придет желанный конец.
– Спецназ, – кивнул Гуэрра, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно более сурово и зловеще. – Целыми взводами. А еще подрывники, ФБР, военная авиация.
– Да постойте же! – Писатель почти кричал. – Вот, значит, что? Вот чего вам от меня надо? – Он вскинул руки, посмотрел на ладони и потер их одну о другую. – Дайте мне пять минут… нет, даже трех хватит… и я вернусь. Захвачу коечто – и сразу назад.
И он двинулся было к дому, но небольшой огненный шар, метко выпущенный драконом, аккуратно опалил траву прямо у его ног.
– Ты останешься здесь, – сказал дракон. – Пускай сходит он!
Несколько мгновений писатель смотрел, как рассыпаются угольки, только что бывшие зеленой травой. Потом повернулся к Гуэрре.
– За дверью свернете сразу налево, потом направо и в дверь. Там мой кабинет. Возле компьютера лежит блокнот, на обложке написано «Бетти Грэбл», вы его сразу увидите. Хватайте его, хватайте пару шариковых ручек – и скорее обратно сюда, пока он весь пейзаж не испаскудил! Знали бы вы, сколько я выложил за дерн на этой лужайке.
Гуэрра уже мчался по направлению к кабинету. Схватил, как было велено, блокнот и несколько ручек, улучил мгновение полюбоваться книжными полками и электроникой, коробками с бумагой и картриджами для принтера, расставленными в алфавитном порядке папками с рукописями («Вот, значит, как они живут, писатели. Вот где они работают») и опрометью кинулся назад, на лужайку, где автор и его творение не сводили друг с дружки настороженных взглядов. С облегчением убедившись, что дракон оставил боевую стойку и держал шею расслабленной, Гуэрра тотчас испытал ужас, заметив, что соседская семья, к которой присоединился младший мальчик в пижамке, стилизованной под костюм Бэтмена, успела переместиться на самый край лужайки, а по подъездной дорожке уже ехала девушка на роликах и через дорогу решительно топал рослый мужчина с трубкой во рту, похожий на киношного полковника в отставке. Старший мальчишка с ученым видом объяснял младшему брату:
– Это дракон. Я точно такого видел по каналу «Дискавери».
«И что я не поменялся сменами с Левински, ведь был вчера разговор».
– Спасибо, – сказал писатель, забирая у Гуэрры блокнот и ручки. И, не обращая внимания ни на растущую вокруг толпу, ни на беспрестанное щелканье камер сотовых телефонов, уселся прямо на порог своего дома и разложил на коленях блокнот. – Как-то я занимался этим прямо на подоконнике Мэйси, – заметил он невозмутимо. – Не помню даже, для какого журнала писал.
Он потер подбородок, что-то пробормотал и начал писать, по ходу дела читая написанное вслух.
– «Жил был в далекой стране король, чья дочь полюбила обыкновенного садовника. Король был так разгневан, что заточил принцессу в высокую башню и приставил лютого дракона ее сторожить…»
Дракон скользнул вперед, устраиваясь поближе, и выгнул шею, заглядывая писателю через плечо. А тот продолжал:
– «Но оказалось, что у свирепого дракона было любящее и нежное сердце – редкое исключение, если знать эту породу…»
– Не нравится мне это, – вмешался дракон. – Звучит как-то снисходительно. Почему обязательно «порода»? Почему не «семья», не «народ»? Так было бы куда лучше.
– Вот ведь критиков развелось, – буркнул писатель. – Ну ладно, пускай будет «народ».
Он внес в текст поправку.
Человек, похожий на отставного полковника, стоял рядом с мужчиной, напоминавшим похмельного Санта-Клауса. Мать индианка держала своих мальчишек за плечи, чтобы они не лезли вперед.
Писатель продолжал строчить.
«Дракон не мог ослушаться короля и выпустить принцессу на свободу, но он делал для нее, что мог. Он был ей добрым товарищем, развлекая узницу разумной и веселой беседой, утешал ее, когда она грустила, а когда она впадала в отчаяние – даже песни ей пел. Она от этого всегда принималась смеяться, ведь драконы не лучшие из певцов…»
Написав это, он помедлил, словно ожидая от дракона новых поправок или раздраженного замечания, но тот лишь согласно кивнул.
– Верно подмечено. Музыку мы любим, но сами пением не увлекаемся. Продолжай.
Говорил он на удивление медленно и задумчиво и – по крайней мере, Гуэрре так показалось – отчасти даже мечтательно.
«Но из всех добрых дел, что творил для нее дракон, заточенная принцесса всего более ценила одно. Когда ее возлюбленному садовнику удавалось передать для нее письмо, дракон тотчас подлетал к ее забранному решеткой окошку и висел там, трепеща крыльями, словно бабочка или колибри. Передав ей письмо, он ждал, когда она в восторге напишет ответ, и без промедления нес его юноше…»
Тут писатель немного помедлил и обратился к дракону:
– Не возражаешь, если я сделаю тебя немножко поменьше? Чтобы ты мог действительно зависать?
Дракон ответил с учтивостью, которой Гуэрра нипочем в нем не заподозрил бы:
– Ты художник, тебе и решать. – Помолчал и немного застенчиво добавил: – Если ты не против, можно бы сделать что-нибудь с гребнем…
– Легко, – кивнул автор. – Еще я, пожалуй, тебе чуть-чуть чешую подправлю. Все мы не молодеем.
И он продолжал работать, временами вполголоса читая написанное. Не то для себя, не то для слушателей. Что больше всего поразило Гуэрру, так это царившая кругом тишина. В сгустившейся темноте раздавался лишь голос писателя. Только пискнул маленький мальчик:
– Драконы людей едят! Он сейчас тех дядей ам-ам!
И еще вздохнула девушка на роликовых коньках, обращаясь к своему парню:
– Во клево…
Сперва Гуэрра жестами пытался отодвинуть толпу хоть чуть подальше, но на него никто не обращал внимания. Люди, наоборот, потихоньку перемещались все ближе, завороженные темным силуэтом величественного и грозного существа, нависшего над человеком, который, все так же сидя в позе портного, рассказывал ему сказку о нем самом.
«А еще, когда король приходил проведать свою дочь, сидевшую под замком, – а делал он это, отдадим ему справедливость, достаточно часто, – дракон неизменно напускал на себя самый что ни есть устрашающий вид и принимался разгуливать кругом башни, показывая королю, сколь ревностно он исполняет свой долг…»
К полному изумлению Гуэрры, дракон теперь выглядел не только чуть меньше прежнего, но и заметно моложе. Прямо на глазах у полисмена его выцветшие зеленовато-черные чешуи медленно, но верно наливались темно-зеленым блеском, к изодранному гребню и тусклым, обтрепанным крыльям возвращалась гордая красота. Пробуя силы, дракон низко зарокотал – и пламя заплясало кругом его клыков (вернувших, как и когти, былую бритвенную остроту) темно-алыми языками, отороченными золотой бахромой. Налюбовавшись этой чудесной красотой, Гуэрра вновь обратил взгляд на шариковую ручку, бежавшую по странице блокнота. Он уже не жалел, что они так и не поменялись сменами с офицером Левински.
Однако, как выяснилось, главное чудо было еще впереди. Дракон начал утрачивать материальность. Его силуэт по краям стал утрачивать четкость, а потом начал делаться все более прозрачным – пока Гуэрра не смог рассмотреть сквозь него свой автомобиль, и огни в окнах домов на той стороне улицы, и восходившую луну. Тут он понял свою ошибку. Дома на самом деле были кучкой домишек с низко нахлобученными крышами, лепившихся в тени радужно-светлого замка, а то, что он принял за свой автомобиль, оказалось всего лишь раздолбанной телегой для сена. Иллюзия простиралась во всех направлениях. Куда бы ни повернулся Гуэрра, единственной реальностью оставались убогие домики, замок и темные леса за околицей. А в одной из замковых башен имелось единственное окошко, забранное решеткой, и там маячило бледное, словно светящееся лицо.
– Да, – сказал дракон. Его уже трудно было рассмотреть, но голос обрел силу и звучность горного водопада. – Дада, именно так все и было. Так все и есть.
Гуэрра ощутил, как множество людей одновременно вдохнули – и выдохнули. Очарование мгновения нарушил тихий плачущий вскрик.
– Дракон ушел! – Маленький мальчик в пижаме Бэтмена вырвался у матери и побежал через дорогу, направляясь к писательской лужайке. – Дракон ушел.
Гуэрра попытался было перехватить его, но не успел и едва не попал под ноги его папаше. Следом уже несся СантаКлаус, багровый от выпитого.
С решимостью и упорством кролика, удирающего в свою норку, мальчишка нырнул у когото под ногами, стремясь к величественной тени, быстро пропадавшей из виду. Споткнувшись наконец, он плюхнулся на пятую точку, глядя снизу вверх на гребнистую голову и могучие крылья, за которыми еще угадывались замки, звезды и лунные небеса.
– Дракон ушел?.. – спросил мальчишка в отчаянии.
Гордая голова медленно наклонилась к ребенку, смотревшему на дракона без всякого страха. Гуэрра – тень там или не тень – тотчас припомнил недавно услышанное о вкусовых качествах детей. Но тут подоспел папаша и, подхватив малыша, потащил его прочь, намекая на порку, которая коекого ждет.
А дракон тем временем и правда ушел.
Замка тоже не стало.
И соседи писательские спустя время тоже в основном разошлись – притихшие и недоумевающие. Некоторые, правда, задержались, сами не зная почему. Они подходили к дому, просто чтобы постоять немного на том самом месте, где только что был дракон. Иные из них застенчиво обращались к писателю. От Гуэрры не укрылось, как ктото тайком срывал стебельки травы, и зеленые, и обугленные. На сувениры, наверное.
Когда наконец ушел последний сосед, писатель закрыл свой блокнот, надел на ручку колпачок, поднялся, со вкусом потянулся и сказал:
– Ну что, пойдем кофе пить?
Гуэрра потер пульсировавший болью лоб. Чувствовал он себя так, словно уснул и проснулся от ощущения падения, ступив во сне мимо ступеньки.
– Куда он подевался? – спросил он беспомощно.
– В свою сказку, – спокойно ответил писатель. – Которую я для него сочинил.
– Но ты же не закончил ее, – удивился Гуэрра.
– Он закончит. Это же его собственный сказочный мир, который он знает куда лучше меня. Я ему просто путь домой показал. – И к некоторой досаде Гуэрры, писатель сочувствующе улыбнулся. – Это очень трудно объяснить, если ты не… ну… никогда особо не задумывался о магии.
– Я вообщето много о чем задумываюсь, – довольно резко ответил Гуэрра. – И вот прямо сейчас я думаю, кстати, о том, что сказка была на самом деле ненастоящая. Ни в какой книге ее нет, ты ее на ходу выдумывая. Черт возьми, спорю на что угодно, что ты ее и повторитьто не сможешь! Как ребенок, который забыл, что именно он врал и кому!
Писатель расхохотался, но заметил выражение лица Гуэрры и вновь стал серьезен.
– Извини, – сказал он. – Я смеялся вовсе не над тобой. Ты совершенно прав: мы, писатели, все точно маленькие врунишки – знай надеемся, что сумеем складно соврать и нам это сойдет с рук. Тот, кому не удается с помощью вранья вывернуться из неприятностей, не продержится долго в этой игре. Так что ты правильно угадал. – Он посмотрел на обугленный участок лужайки и покривился, словно от боли. – Но ты, офицер Гуэрра, делаешь ту же ошибку, что и большинство людей. Магия – она не в книгах. Ее не напечатаешь. Она в самом процессе рассказа. И так это происходит с древних, очень древних времен. – Он покосился на часы и зевнул. – Если на то пошло, из этой сказочки и книжка может произойти. Не знаю пока, надо будет подумать. Ну так что, кофе хлебнем?
– Я сейчас не при исполнении, – сказал Гуэрра. – Пивка не найдется?
– Я тоже не при исполнении, – рассмеялся писатель. – Заходи!
Питер С. Бигл. Книга драконов.